— Очень здраво.
— Я хочу когда-нибудь тоже обзавестись таким местечком, как они, — сказал он.
— Я тоже. Когда продвинусь достаточно успешно вперед, то сделаю основной взнос на небольшое поместье в Вудстоке, которое присмотрела несколько лет назад. Но почему ты не купил себе загородное убежище?
— Я не хочу убежища от мира, местечка, где можно забиться в норку и разыгрывать из себя отшельника. Мне нужно место, которое я смог бы когда-нибудь разделить со своей семьей.
— Понимаю, — задумчиво протянула она. — А чего еще тебе бы хотелось?
— Хочешь, я признаюсь тебе в самом большом моем секрете?
— Хочу.
— Мне бы хотелось уметь петь, — он залился хохотом, — но я не в состоянии и одну ноту взять правильно.
— Я тоже… так что могу составить тебе компанию.
— Позволь, я принесу сыр. Я должен чуть-чуть подогреть его на плите.
У горгонзолы был выдержанный и пикантный вкус. Они мазали ломти хрустящего хлеба сладким французским маслом, а сверху сыром.
Когда они допили вино, он принес ей кусок чудесного торта.
Она попробовала немного и зажмурила глаза, чтобы лучше ощутить вкус пропитанных бренди яблок, пышность крема, хрустящую нежность вафельных прокладок.
— Должно быть, это то, что едят ангелы.
— Теперь ты знаешь, почему путти, эти ангелочки на картинах Ренессанса, всегда улыбаются.
— И все такие пухленькие. Не думаю, что я справлюсь с этим куском.
— Моя дорогая, не переживай. Могу ручаться, что Злые ведьмы Запада не утащат тебя, если ты не подчистишь свою тарелку.
Он принес поднос с кофейными чашками и маленький кофейник-эспрессе.
— Кофе будем пить в библиотеке перед камином?
— Хорошо. Я возьму поднос, — предложила Кэйт, — а ты разожги огонь.
Вскоре они уже сидели на диване в библиотеке перед пылающим камином. Джулио обнял ее рукой, а она прислонилась головой к его плечу. Так они потягивали кофе и наблюдали за языками пламени.
Он снова поцеловал ее в голову.
— Расскажи, как ты видишь в своих мечтах этот загородный домик. На что он похож? И почему ты выбрала Вудсток?
— У меня там друзья — супружеская пара. Этот старый, полуразрушенный фермерский дом — их собственность. Его можно видеть из их жилища на другой стороне холма. За ним небольшой лесок, а перед ним — лужайка. Они его используют временами для приема гостей, но надо приложить много сил, чтобы превратить его в настоящее жилище. В лесу бьет ключ, который изливается в маленькое озерцо, где много прекрасной, но очень юркой форели.
— Только не говори мне, что ты рыбачишь, — сказал он, пощипывая ее за ухо.
— Именно так, сэр. И тебе будет приятно это услышать, я умею готовить рыбу. Мой отец научил меня удить рыбу на мушек, когда я была моложе Полли. И мух ловить я тоже умею.
— Разумеется. — Его пальцы играли с завитками волос на ее шее. — Ты и меня научишь?
— Ловить рыбу?
— А почему нет? Ты забываешь, что я городской парень, городом рожденный и вскормленный. А это как раз то, чего я всегда хотел делать.
— Почему?
— Чтобы я мог когда-нибудь научить этому моих сыновей.
Он встал, чтобы подбросить еще одно полено в камин, и долго стоял перед ним, вглядываясь в языки пламени.
Когда он снова сел и повернулся к ней, она увидела, как всполохи огня отражаются в его глазах.
— Так ты научишь меня, Кэйт?
— Да, Джулио, — сказала она, проведя пальцем по его щеке.
Он дотронулся до ее лица, и это походило, как будто два человека встретились после долгой разлуки.
Медленно, с любовной взвешенностью, без единого торопливого движения он снял с нее блузку. Он улыбался от предвкушения удовольствия, глаза светились восторгом.
— Ты само совершенство, кара миа, само совершенство. — Его пальцы легко пробежали по ее плечам, потом ладони накрыли груди. — Ax, — сказал он, улыбаясь удовлетворенно ее грудям.
Кэйт взглянула вниз. Ее соски поднялись от возбуждения, словно ягоды клубники, молящие, чтобы их поцеловали. Где-то в глубине себя она ощутила, как по ее телу пробегает огонь. Она попыталась прошептать его имя, но смогла издать только стон.
С такой же неспешностью, как и он, Кэйт расстегнула его рубашку. Под ней была мускулистая грудь, покрытая завитками черных волос, сбегающих к низу его живота. Она задержала пальцы в этих завитках и подняла ему навстречу глаза с мольбой во взоре. Но он слегка отстранил ее от себя. Внутри нее разгорелся огонь, и эта пауза ввергла ее в безумие.
Когда наконец он снял с нее последнюю одежду, быстро сбросил свою и медленно привлек к себе, когда наконец она ощутила его упругий торс своими трепещущими грудями, когда жар его тела встретился с разгорающимся огнем внутри нее, в ней запылала страсть, сильнее, чем когда-либо испытанная раньше. Она обхватила его шею, а когда его рот накрыл ее губы, она втянула в себя его язык. Она неистово хотела обладать им, и чтобы он обладал ею.
Куда бы ни прикасался его рот, там тут же возникали сладостные ощущения и появлялось желание отвечать на его поцелуи. Его губы проследовали по изгибу ее шеи и оставили след пламени на ее горле. Когда он поочередно охватил ими оба ее соска, она вскричала от наслаждения. Она покоилась в его руках, пока он ласкал ее тело, словно творил, создавал, придавал ему форму из первозданного хаоса. Он покрывал поцелуями ее живот, в то время, как его руки разжигали пламя в ее чреслах. Он поцеловал ее под коленями, и она начала трепетать, словно язычок пламени желания, разгорающийся все сильнее и сильнее и неутоленнее. Когда она почувствовала, что больше не в силах выносить это, она стала снова и снова выкликать его имя и молить, пока он крепко не прижал ее к себе.